Никто не осмеливается назвать это заговором - 2

Часть 2

Часть 1 тут

После этого события развивались стремительно. В своем новогоднем обращении 1999-го года, Борис Ельцин ошеломил российский народ сообщением о своей немедленной отставке. Этот шаг делал Путина исполняющим обязанности президента до проведения следующих выборов. Вместо запланированного лета, дата выборов была назначена всего через десять недель после отставки Ельцина, что оставляло совсем мало времени для подготовки остальным кандидатам.

Во время опроса общественного мнения, проведенного в августе 1999-го года, за избрание Путина президентом высказалось меньше двух процентов опрошенных. Однако марту 2000-го Путин, на волне популярности, вызванной политикой тотальной войны в Чечне, был избран 53-мя процентами проголосовавших. Началась эра Путина, бесповоротно изменившая Россию.

Нашу следующую встречу Трепашкин назначил в своей квартире. Я был удивлен - мне сказали, что из соображений безопасности Михаил редко приглашал гостей к себе домой, хотя я и понимал, что он осознает, что его врагам известно, где он живет.

Его квартира, расположенная на первом этаже в высотном здании на юге Москвы, производила хорошее впечатление, хотя и была обставлена по-спартански. Трепашкин показал мне свое жилье и я отметил, что единственным местом, где наблюдался некоторый беспорядок, была маленькая комната забитая бумагами - переоборудованный под офис встроенный шкаф. Одна из его дочерей была дома во время моего визита, она принесла нам чай, когда мы расположились в гостиной.

Смущенно улыбаясь, Трепашкин рассказал, что существует еще одна причина, по которой он редко приглашает гостей, связанных с работой - его жена. "Она хочет, чтобы я не занимался больше политикой, но поскольку ее сейчас нет дома ... ". Его улыбка угасла. "Это из-за обысков, конечно. Однажды они вломились в квартиру, - он машет рукой по направлению к входной двери, - с оружием, выкрикивая приказы; дети были очень напуганы. На жену это сильно тогда подействовало, она все время боится, что это случится опять".

Первый из этих обысков случился в январе 2002-го года. Одним поздним вечером группа агентов ФСБ вторглась в квартиру и перевернула все вверх дном. Трепашкин утверждает, что они ничего не нашли, но смогли подбросить достаточно улик - секретных документов и боевых патронов, чтобы прокуратура смогла возбудить против него уголовное дело по трем пунктам обвинения.

"Это был сигнал, что меня взяли на карандаш, - говорит Трепашкин, - что если я не одумаюсь, за меня возьмутся всерьез".

Трепашкин догадывался, чем было вызвано такое внимание со стороны ФСБ - за несколько дней до обыска он начал получать звонки от человека, которого путинский режим считал одним из главных предателей - Александра Литвиненко.

Подполковник Литвиненко быстро оказался в опале. После пресс-конференции в 1998-м, на которой он обвинил УРПО в подготовке убийств, он провел девять месяцев в тюрьме по обвинении в "превышении полномочий", после чего был вынужден покинуть страну, в то время как прокуратура готовила против него новые обвинения. Литвиненко и его семья при поддержке олигарха-изгнанника Березовского, осели в Англии, где Александр начал совместную с Борисом кампанию по разоблачению того, что они называли преступлениями путинского режима. Основным фокусом кампании было расследование фактов о серии взрывов в жилых домах.

Поэтому Литвиненко ему и звонил, обяснил Трепашкин. Литвиненко по понятным причинам не мог приехать на родину, и им был нужен кто-то, кто смог бы провести расследование в России.

Легко это было только на словах, поскольку к 2002-му году Россия сильно изменилась. За два года нахождения Путина у власти независимые СМИ практически прекратили свое существование, а политическая оппозиция была маргинализирована до такой степени, что не играла никакой роли.

Одним из индикаторов этих изменений стал пересмотр всех аспектов самого слабого дела ФСБ - дела об "учениях" в Рязани. К 2002-му году руководитель рязанского ФСБ, возглавивший охоту за "террористами" официально поддерживал версию об учениях. Местный специалист-взрывотехник, утверждавший перед телекамерами, что в рязанских мешках была взрывчатка, внезапно замолчал и исчез из поля зрения. Даже некоторые жильцы дома 14/16 на улице Новосёлов, снявшиеся в документальном фильм через 6 месяцев после событий и отчаянно протестовавшие против официальной версии, сейчас отказываются с кем-либо беседовать, ограничиваясь заявлениями, что, возможно, они ошибались.

"Я сказал Литвиненко, что смогу помочь в расследовании только в том случае, если буду привлечен к делу официально, - объясил мне Трепашкин, сидя в своей гостиной. - Если я начну разбираться самостоятельно, то власти моментально выступят против меня".

Официальная роль для Трепашкина была организована в ходе встречи, организованной Березовским в его лондонском офисе, в начале марта 2002-го года. Один из присутствовавших на встрече, член Госдумы Сергей Юшенков, согласился организовать специальную комиссию по расследованию обстоятельств взрывов, Трепашкин был приглашен в эту комиссию в качестве одного из расследователей. На встрече присутствовала Татьяна Морозова, 35-летняя российская эмигрантка, проживающая в Милуоки. Мать Татьяны была в числе погибших во время взрыва на улице Гурьянова - согласно российскому законодательству это давало ей право доступа к официальным записям о ходе расследования. Поскольку Трепашкин получил незадолго до этого лицензию адвоката, Морозова должна была назначить его своим поверенным и послать запрос в суд с просьбой предоставить доступ к материалам дела о взрыве.

"Я согласился с обоими предложениями, - сказал мне Трепашкин,- но оставался вопрос, с чего начать. Многим отчетам нельзя было доверять, многие люди изменили первоначальные показания, так что я решил обратиться к вещественным уликам".

Легко сказать, трудно сделать. Реакция властей на взрывы отличилась излишней поспешностью, с которой зачищалось место теракта. Американцы копались в руинах Всемирного торгового центра в течение шести месяцев после его падения, рассматривая эту площадку как место преступления. Российские власти разгребли завалы на месте взрыва на улице Гурьянова уже через несколько дней, а все обломки были отправлены на городскую свалку. Какие бы улики не оставались - а было неясно, существовали ли они в природе - все они предположительно находились на складах ФСБ.

Хотя то, что удалось обнаружить Трепашкину, не имело отношения к деталям исполнения самих терактов, Михаилу вскоре удалось найти кое-что весьма интересное.

Один из самых странных эпизодов во всей этой истории произошел 13-го сентября 1999-го года во время заседания Государственной Думы. Это было заявление, сделанное спикером Госдумы Геннадием Селезневым. "Я только что получил сообщение,- сказал он законодателям. - Прошлой ночью был взорван жилой дом в Волгодонске".

Хотя основные факты были изложены верно - жилое здание действительно было взорвано прошлой ночью - он спутал города. Взрыв, о котором он говорил, произошел в доме на Каширском шоссе в Москве. Эта ошибка поставила спикера в довольно затруднительное положение три дня спустя, когда взрыв прогремел действительно в Волгодонске. По крайней мере один из членов Думы нашел это совпадение странным.

"Г-н спикер, пожалуйста, объясните,- попросил он во время заседания Думы, - каким образом вы в понедельник сообщили нам о взрыве, который произошел только в следующий четверг?"

Вместо ответа спрашивавшему отключили микрофон.

Для многих наблюдателей это означало, что ошибся кто-то в фсб-шной цепочке исполнителей, перепутав порядок запланированных взрывов в своем отчете Селезневу.

Производя дознание через три года после событий, Трепашкин, по его словам, обнаружил, что неверный отчет Селезнев получил от одного из офицеров ФСБ, однако Михаил отказался сообщить, каким образом ему стало об этом известно.

По мере продвижения расследования Трепашкин подвергал себя все большему риску. Один из присутствовавших на встрече, Алекс Гольдфарб - правозащитник и помощник Березовского, был настолько обеспокоен безопасностью Трепашкина, что в начале 2003-го года организовал с ним встречу на Украине. Они до этого никогда не встречались, и Гольдфарб был поражен поведением Михаила.

"Он показался мне одним из самых необычных людей, с которыми мне доводилось встречаться,- вспоминает Гольдфарб. - Его не интересовали ни философские ни политические последствия того, чем он занимается. Для него этого было просто уголовное расследование. Меня не оставляла мысль - 'Он что, сумасшедший? Неужели он не понимает, против чего выступает?' В конце концов я пришел к выводу, что Трепашкин что-то вроде суперполицейского, навроде Серпико(*). Он решил поступить по закону, потому что это было единственно верным решением - вот и все". И все же Гольдфарб решил предупредить Трепашкина о сгущающейся угрозе и о том, что если власти решат им заняться вплотную, то с этим нельзя будет ничего поделать. Чем больше он его убеждал, тем больше Трепашкин ощетинивался.

"Ему было все равно", вспоминает Гольдфарб. "Я думаю он по-прежнему верил, что борется за реформирование системы, а не против нее".


==============
Серпико - герой фильма о полицейском, расследовавшим коррупцию в полицейском управлении Нью-Йорка. В главной роли снимался Аль Пачино. (прим. перев.)

Однако, первый удар был нанесен в другом месте. В апреле 2003-го года Сергей Юшенков, член Госдумы, пригласивший Трепашкина в комиссию по расследованию терактов, был застрелен среди бела дня, рядом с собственным домом. Еще один член комиссии погиб через три месяца при загадочных обстоятельствах. Эти смерти положили конец работе комиссии, и это значило, что Трепашкин отныне был предоставлен самому себе. Несмотря на это, Трепашкин в роли адвоката Морозовой продолжал вести дело и в июле 2003-го года наткнулся на золотую жилу. Эта находка была связана с еще одной нестыковкой в официальной версии, причем такой, которую при всем желании невозможно было скрыть.

Через несколько часов после взрыва на улице Гурьянова ФСБ обнародовало портрет подозреваемого, составленный на основании показаний управдома. Однако, вскоре после этого, без всяких объяснений, рисунок был заменен на портрет совершенно другого человека. Человек на новом портрете был опознан как Ачимез Гочияев, мелкий бизнесмен из Черкесии, который сразу после этого ушел в подполье. Весной 2002-го года Александр Литвиненко нашел Гочияева в отдаленном районе Грузии, где, общаясь через посредника, бизнесмен заявил, что его подставило ФСБ, и что он начал скрываться только из опасений за свою жизнь.

Эта история заставила Трепашкина заинтересоваться личностью человека, изображенного на первом наброске, тем более, что в процессе изучения многочисленных материалов ФСБ по делу о взрыве на Гурянова он обнаружил, что этот рисунок в них отутствует. Трепашкин обратился к газетным архивам, в надежде, что какая-нибудь газета успела напечатать первый портрет подозреваемого до того, как ФСБ его отозвало. И он его нашел.

На портрете был изображен человек лет тридцати с небольшим, с квадратной челюстью, темными волосами и в очках. Трепашкин был уверен, что знает этого человека, более того - что он арестовывал его восемь лет назад. Михаил был убежден, что на рисунке изображен Владимир Романович, агент ФСБ, обслуживавший аппаратуру прослушивания в микроавтобусе, который использовала во время налета на Солди-банк банда Радуева.

Первой мыслью Трепашкина было найти Романовича и попытаться убедить его признаться в участии в терактах. Не вышло. Трепашкину удалось выяснить, что вскоре после того, как были совершены взрывы жилых домов, Романович уехал на Кипр, где и погиб в 2000-м году, будучи сбит машиной, скрывшейся с места преступления.

Тогда Трепашкин решил найти источник первоначального портрета - управдома с улицы Гурьянова.

"Я показал ему портрет с изображением Романовича, - сказал Трепашкин, сидя в своей гостиной, - и он подтвердил, что это именно тот портрет, который милиция составила с его слов. Но затем они отвезли его на Лубянку, показали ему портрет Гочияева и стали убеждать его, что это именно тот человек, которого он видел".

Имея такую бомбу в запасе, Трепашкин приготовил для властей маленький сюрприз. Имена девяти подозреваемых во взрывах в Москве и Волгодонске были уже давно опубликованы ФСБ. Как ни странно, несмотря на то, что взрывы были поводом для начала Второй Чеченской, ни один из подозреваемых не был чеченцем. К лету 2003-го года пятеро подозреваемых были предположительно мертвы, двое находились в розыске, но еще двое были задержаны и ожидали суда, назначенного на октябрь 2003-го. В качестве адвоката Морозовой Трепашкин намеревался прийти на суд и предъявить портрет Романовича в качестве вещественного доказательства со стороны защиты.

Михаил предпринял дополнительные меры предосторожности. Незадолго до судебного заседания он встретился с Игорем Корольковым, журналистом независимого издания "Московские Новости" и детально описал "след Романовича".

"Он сказал : 'Если они меня возьмут, по крайней мере люди буду знать за что' ,- рассказал Корольков. - Во время нашей встречи он выглядел очень напряженным - я думаю, он догадывался, что его ждет" .

Действительно, вскоре после встречи с Корольковым Трепашкин был арестован. Пока он находился в заключении, ФСБ провело еще один обыск в его квартире, на этот раз в нем участвовал целый автобус агентов.

"Я думаю, это было крайне захватывающее событие для наших соседей, - со смехом говорит Трепашкин. - Самое значительное происшествие в наших краях за долгое время".

Михаила задержали по обвинению в незаконном хранении оружия - испытанный прием ФСБ. Судья, очевидно, был хорошо знаком с этим клише и отклонил все обвинения в адрес Трепашкина. После этого прокуратура извлекла на свет старое дело, заведенное на Михаила за два года до этого по результатам первого обыска, где улики, по словам Михаила, были подброшены агентами ФСБ. Не бог весть что, но этого хватило. Трепашкина судили в закрытом режиме, приговорили к четырем годам заключения за "неподобающее хранение секретных документов" и отправили отбывать срок в колонию на Урале.

В его отсутствие состоялся суд над двумя обвиняемыми в совершении взрывов жилых домов, их признали виновными и приговорили к пожизненному заключению. Правительство объявило дело официально закрытым и распорядилось засекретить все фсб-шные материалы расследования на следующие 75 лет.

Свой последний вопрос Трепашкину я задал наудачу.

Мы стояли на обочине рядом с его домом, и я спросил его - оглядываясь на последние пятнадцать лет жизни, захотел бы он что-нибудь изменить, если бы у него появился такой шанс.

Я не рассчитывал на неожиданный ответ, потому что люди, подобные Трепашкину, вступившие в схватку с властью и будучи ей раздавлены, почти всегда отвечают одинаково - нет, говорят они, ради борьбы за справедливость или свободу или лучшее общество они поступили бы точно так же. Это то, что люди говорят себе в подобной ситуации для придания своим лишениям высокого смысла.

Вместо этого Трепашкин засмеялся, на его лице появилась фирменная усмешка.

"Да, - сказал он, - я поступил бы совершенно по-другому. Я вижу теперь, что моим основным недостатком была излишняя доверчивость. Мне всегда казалось, что проблема заключалась всего в нескольких плохих людях, а не в системе. Даже когда я сидел в тюрьме, я не верил, что за всем этим стоит Путин. Я твердо верил, что как только он об этом узнает - меня тут же выпустят". Усмешка сходит с его лица, он пожимает мощными плечами. "Наверное некоторая наивность, приведшая к ошибкам".

Я не был в этом уверен. Скорее, его "недостаток" заключался в глубоко укоренившемся, старомодном (если не сказать средневековом) чувстве лояльности к власти. Во время нашей первой встречи Трепашкин показал мне 16-страничную копию своего послужного списка. Меня удивило, как много внимания он уделил перечислению своих многочисленных наград и благодарностей, полученных на службе государству - флотским специалистом, офицером КГБ и следователем в ФСБ. Каким бы странным это ни казалось - он все еще верил в систему. Как еще объяснить те годы, когда он работал усердным следователем, кропотливо строя дела против организованных преступных группировок и коррумпированных чиновников, в то же время упрямо отказываясь принять тот факт, что воры - давно уже у руля.

Разумеется, это же самое чувство лояльности мешает ему извлечь уроки из "ошибок" прошлого - уйти из-под удара и изменить свою жизнь. Даже то, что мы продолжили наш разговор не у Трепашкина в кварире, а на улице, свидетельствует о его упрямстве - жена Михаила вернулась раньше обещанного и была настолько разъярена тем, что ее муж общается с западным журналистом, что буквально выкинула нас из дома.

"Ну что тут поделаешь?" - прошептал мне Михаил при нашем отступлении, словно у него и в самом деле не было никакого выбора.

Возможно, нервозность его жены в тот день, 25-го сентября, объяснялась чем-то большим. Трепашкин планировал после обеда отправиться в центр города на встречу со своими сторонниками, а затем, в 6 вечера, провести демонстрацию на Пушкинской площади с требованием нового расследования взрывов. "Вы тоже приходите, - добавил он со своей обычной усмешкой, - может быть интересно".

За пять лет, что прошли с того момента, как Трепашкин попал в тюрьму в первый раз, в России произошло множество перемен, но ни одна из них не сулила ничего хорошего человеку, подобному Михаилу. Владимир Путин, будучи переизбран в марте 2004-го года с 71% голосов, использовал свой мандат доверия для еще большего ограничения политических прав и свободы прессы. В октябре 2006-го года в лифте своего дома была убита Анна Политковская, журналист-расследователь, много писавшая о темных связях между ФСБ и чеченскими "террористами". В следующем месяце пришла очередь Александра Литвиненко.

Самым большим разочарованием, возможно, стало то, что российская общественность не видела во всем этом никаких причин для волнений. Вместо этого, с началом экономического бума, вызванного притоком нефтедолларов, большинство населения одобряло новый имидж Путина как крутого парня, а также его все более воинственную позицию по отношению к окружающему миру, напоминающую возврат к былой сверхдержавности. Этот имидж был удачно запечатлен в мае 2008-го года, когда Путин, которому по Конституции запрещалось выдвигаться на третий президентский срок (хотя он и оставался премьер-министром), официально передал бразды правления лично им подобранному преемнику, Дмитрию Медведеву. На торжественную церемонию и Путин и Медведев надели темные пиджаки и джинсы, напомная во время своего прохода по Красной площади скорее пару гангстеров, чем руководителей страны. Даже жестокое вторжение России в Грузию в августе 2008-го года, единогласно осужденное на Западе, вызвало новый взрыв патритических настроений в России и всплеск популярности Путина.

Наверное, поэтому не удивительно, что митинг на Пушкинской площади был довольно жалким зрелищем. Кроме самого Трепашкина и его помощников на площадь пришли около тридцати человек. Многие из них были пожилыми людьми, потерявшими родных в результате взрывов, они молча стояли на обочине, держа в руках плакаты или выцветшие фотографии погибших. За собравшимися наблюдали восемь милиционеров в форме и, предположительно, некоторое количество в штатском - но в этом не было никакой необходимости. Только немногие из проходящих в этот час пик прохожих удостаивали собравшихся своим вниманием, еще меньшее число брали предлагаемые листовки.

Наблюдая за Трепашкиным в тот день, мне казалось, что я понимаю, почему такой человек, как Михаил, все еще жив, когда такие люди, как Литвиненко и Политковская, уже мертвы. Частично - несомненно из-за того, что он никогда прямо не обвинял ни Путина, ни кого-либо еще в подготовке взрывов жилых домов. Это соответствует его образу мыслей уголовного следователя - обвинения можно предъявлять, только имея в наличии факты.

Но, кроме этого, залогом безопасности Трепашкина служит и его сфокусированность на деле о взрывах, его упрямое желание докопаться до истины, такое же, как и в деле Солди-банка. Это было ошибкой и Литвиненко и Политковской - они выдвинули такое количество обвинений против такого количества членов правящей верхушки, что это вывело из-под подозрений кого-либо конкретного из их многочисленных врагов. В случае с Трепашкиным все ограничивается взрывами домов, так что если его убьют, все в России будут знать, за что именно.

Ирония судьбы заключается в том, что, продолжая заниматься делом о взрывах и настаивая на публичном расследовании, Трепашкин, возможно, продвигается все ближе к ответам, которые его уничтожат. Он пребывает в относительной безопасности сейчас, когда те, кто стоит за взрывами, уверены в том, что они победили или, по крайней мере, что прошлое надежно похоронено. Когда толпы прохожих начнут брать его листовки - жизнь его может оказаться в опасности.

Этот день, возможно, уже не за горами. Международный финансовый кризис особенно жестоко прошелся по России; почти каждый день приходят сообщения о народных протестах - против олигархов, против политики правительства и все более часто - лично против Владимира Путина. Возможно, вскоре российские граждане начнут задавать себе вопрос - каким образом все это начиналось - и вспоминать об ужасных событиях сентября 1999-го года.

Но в тот день на Пушкинской площади этого не произошло. В тот день массы все еще верили в близкое возрождение России; люди проходили мимо Трепашкина, торопясь в метро и домой, спеша навстречу прекрасному светлому будущему, обещанному им их лидером.

Конец.